Столичный психолог Галина Ти­мошенко лечит… молчанием. Кажет­ся, ничего парадоксальнее и быть не может. Население земли ведь только выиграло, когда стало разговаривать с помощью слов. Но есть и обратная сторона процесса.

Дело в том, что для новорожден­ного мир еще не оформлен, не обо­значен в словах. Узнавать мир он начинает конкретно, напря­мую. 1-ый год жизни человека — это год молчания либо, поточнее, него­ворения.

Конкретно в 1-ый, бессловесный год жизни ребенок развивается на­столько стремительно, что любая неделя становится революцией в его личной истории. Но с того момента, как он начинает усваивать язык, его разви­тие замедляется.

Овладевая речью, ребенок получает возможность созидать окружаю­щий мир идиентично со всеми. С этого момента он, по сущности дела, взаимо­действует не с реальными предме­тами либо явлениями, а с их названи­ями. Обозначая и классифицируя окружающий мир, ребенок осваивается с иллюзией, что он знает, с чем имеет дело. И если до этого момента, как считает Галина Тимошенко, каждое взаимодействие с миром было ис­следованием, то сейчас оно стано­вится опознаванием.

К примеру, ребенок лицезреет пред­мет и гласит: «Это стул». Пока он не знал, что это стул, всякий раз, всту­пая во взаимодействием с тем, что именуется стулом, он был должен его изучить, и всякий раз это было новое взаимодействие, всякий раз попытка осознать.

Ранее ему необходимо было пощу­пать, потрогать, даже полизать, по­следить, что с этим предметом можно делать: как он падает, как на него залезть, как под ним спрятаться, то есть произвести самостоятельные и очень принципиальные исследования. Те­перь он может обозначить эти дейст­вия словами.

С одной стороны, язык — полез­ное изобретение, так как позволя­ет использовать уже узнаваемый опыт и ничего не изобретать самому. Но, с другой стороны, внедрение чужо­го опыта, в том числе и с помощью языка, лишает человека способности без помощи других изучить мир и чувствовать его конкретно.

Превосходное и неминуемое изобре­тение, язык упрощает все в окружа­ющем нас мире, в том числе мысли­тельную и творческую деятельность человека. Интересно в этой связи, что Галина именует книжки «интел­лектуальными консервами». Начав учить мир с помощью книжек, человек значительно выиграл в объеме по­лучаемой инфы, скорости ее получения, но не наименее значительно проиграл в возможности получать ее без помощи других.

Для Галины Тимошенко в жизнетворчестве человека очень принципиально исследовательское отношение к ок­ружающей реальности и само­му для себя. А язык часто выступает посредником меж миром и челове­ком и иногда имеет не достаточно общего с су­тью происходящего. Когда этот по­средник исчезает, тут-то и происхо­дит конкретный контакт меж человеком и миром — без слов, на уровне чувств и чувств. В этом и состоит сущность методики Тимошенко.

— Нам кажется, мы знаем, что стоит за каждым словом, — гласит Галина. — Но существует большая разница меж тем, что есть на са­мом деле, и тем, как это именуется. Когда мы общаемся средством языка, мы имеем дело не с реаль­ным миром, а с его образом, обле­ченным в слово. Ужаснее всего то, что нам уже не охото с этим реальным миром вести взаимодействие. Возника­ют иллюзии, а они порождают проб­лемы. Нередко, доверяясь словам, че­ловек оказывается не адекватен си­туации, в которую попадает. Он чув­ствует, что ему плохо, счастье ус­кользает из рук, друзья не такие, как хотелось бы, жена не такая, о ко­торой грезил, когда вступал в брак. Человек слушал слова, а не чувствовал состояние, он гласил больше, чем ощущал.

Слово — это всегда что-то опре­деленное. Молчание может стать всем, чем угодно. Новое может ро­диться исключительно в паузах.

Молчание — большущая лечебная сила. Это понимаешь только тогда, когда остаешься в полном одиночестве. Не в том принужденном — когда томишься и ожидаешь кого-либо, а в осоз­нанном, добровольческом одиночестве. Тогда в душе наступает покой и гар­мония. Не может быть здоровья при внутреннем непокое. Молчание це­лебно так как исключительно в нем я мо­гу упорядочить то, что снутри меня. Если я желаю что-то поменять в для себя, это будет происходить не в тот мо­мент, когда я буду дискуссировать проб­лему с подругой либо доктором. Они да­дут мне только совет. Поменять что-либо я буду только тогда, когда останусь одна и замолчу…

Галина права. Во всех религиях и духовных учениях, когда предстояла напряженная мыслительная либо ду­ховная работа, предполагалось дескать­чание. Вся культура населения земли должна своим зарождением и суще­ствованием… молчанию, ибо она создавалась, когда творец молчал. Разговаривая, творить нереально. Тяжело представить для себя Леонардо болтающим в тот момент, когда он писал свою «Мону Лизу».

Я лицезрела в одном из залов Лувра, как замирали и потрясенно молчали люди не в силах отступить от творения величавого мастера. Но когда те же лю­ди начинали дискуссировать свои впечат­ления от картины, то они обсуждали уже не превосходное произведение, а самих себя на его фоне.

Когда человек удаляется в пусты­ню, в скит, в горы и молчит там, сколько пожелает, то он ни в чем не противоборствует окружающему миру — он в него погружается. В этой ситуа­ции молчание естественно, и ситуа­ция сама для себя адекватна.

Труднее молчать, не выпадая из социума. Одним из критерий, которое должен был выполнить человек, со­биравшийся поступить в пифагорей­скую школу и стать философом, было пятилетнее молчание! Но он не удалялся при этом в поднебесные выси, а находился в городке, со собственной семьей. Он был глубочайшим обра­зом погружен сходу в два мира — собственный внутренний и наружный. Выдер­нажимать такое испытание мог далековато не каждый. Но во времена Пифагора в его школу всегда была очередь. И сам Пифагор был убежден, что толь­ко через долгое молчание мож­но придти в реальную философию, которая подразумевает невовлечен­ность в процесс. Только молчание приводит к чувственной бесстра­стности, и молчание — высшее со­стояние по сопоставлению с речью.

На заре истории хоть какое познание давалось населению земли высочайшей це­ной, так как люди еще не накопи­ли опыт, им не на что было опереть­ся. Мы же получаем познания в концен­трированном либо, как гласит Гали­на, в «консервированном» виде, и нам уже не необходимо прикладывать для этой цели огромных усилий. У Клиф­форда Саймака есть умопомрачительный рассказ под заглавием «Профес­сия». На земле шестого тысячелетия семилетний ребенок за 5 минут обучается считать и писать, а в 18 лет за те же 5 минут усваивает полный объем познаний по избранной профес­сии. И никакой исследовательской деятельности.

Мы очень привыкли к получе­нию познаний в виде «консервов». Мо­жет быть, потому в современном обществе так не достаточно мыслях? Повсевременно слышишь дискуссии о том, что в ис­кусстве открыть ничего нового нель­зя, и в психологии нельзя, и в меди­цине. Наверняка, это оттого, что мы очень много говорим. Если бы со­временное население земли больше молчало, оно стало бы превосходным.

Итак, молчание приносит молчащему много полезности. Но Галина Ти­мошенко ввела в психическую практику новый термин — активное молчание. Такое молчание оказалось необыкновенно действенным для всех ее пациентов.

— Активное молчание — это не просто одиночное либо совместное пребывание в молчании, — гласит Галина, — это обязательно взаимо­действие, но не структурированное словами и заблаговременно не обсужденное. Очень принципиально — ни о чем заблаговременно не договариваться.

Одно дело, если мы с тобой ре­шили, что час помолчим, а позже пойдем на кухню пить кофе. В этом случае понятно, что нужно делать. Си­туация структурирована и стереотип­на. Но совершенно другое, когда мы про­100 замолкаем и молчим до вечера. К примеру, я встала и пошла в кори­дорвей. Ты не знаешь, куда я пошла. Может быть, я проголодалась либо во­обще решила уйти. Ситуация пере­стает быть стереотипной. Ведь для тебя необходимо как-то реагировать, а для этого ты должна осознавать, что происходит. Вот здесь и начинается исследователь­ская деятельность…

Когда 1-го либо нескольких че­ловек внезапно требуют умолкнуть и не ставят никаких критерий, то рано либо поздно меж ними появляется некоторое взаимодействие невзирая на то, что каждый в молчании ведет се­бя по-своему. Такая ситуация изредка позволяет человеку просто отмол­чаться, если он пришел к Галине на прием решить свои задачи. Ему принципиально, что же произойдет.

Методика активного молчания су­ществует в 2-ух вариантах — инди­видуальном и групповом. И в том, и в другом случае никто не произносит ни слова. Двигаться можно как угод­но. Время тоже, как правило, не ого- варивается. В групповой терапии один сеанс обычно продолжается часов пять-шесть, в персональной — приблизительно два часа.

Галина даже не дискуссирует про­блему, с которой к ней пришел чело­век. Она вообщем не знает, с чем он пришел, и ей это не необходимо. Все вы­является в процессе работы.

— Максимум, что я могу сказать: «Здравствуйте». Далее человек воспринимает какую-то позу, и мы за­молкаем. Эта поза почти все гласит о его дилемме, ведь молчат все по-разному.

Когда у человека что-то болит, он приходит к доктору и гласит: вылечите меня. То есть устраняется и пере­кладывает решение препядствия на другого. Да еще занимает при этом страдательную позицию. Такая пози­ция применима только при походе к зубном доктору. Во всех других случаях человек должен брать от­ветственность за свое здоровье на себя. Многие уже сообразили явную вещь: фактически неважно какая болезнь носит психосоматический нрав, по другому говоря, находится в зависимости от состояния психики и порождается ею. Так, язву можно вылечивать сильнодействующими лекарствами, но можно и изменени­ем стиля жизни.

Я считаю, что реальная психо­терапия — это работа не с пробле­мой человека, а с его чувством от­ветственности. Как он может пере­дать мне ответственность за свое здоровье? Только объясняя пробле­му словами. Но он лишен таковой воз­можности, так как я демонстра­тивно отказываюсь с ним гласить. Это вынуждает его решать какие-то деяния. А хоть какое движе­ние человека — уже принятие реше­ния. Хоть какой шаг — выбор.

Итак, сначала каждый занимает определенную позу. Один скрестил руки, насупился — означает, нет пони­мания в семье либо суровый кон­фликт на работе. Другой сел на край стула, невольно потер жи­вот, поморщился — волнует язва… Если человек сохраняет позу длительное время — означает, он подсознательно ничего не желает поменять, и своими действиями мне это показывает. Но так бывает изредка, ведь человек — существо подвижное. А хоть какое изме­нение позы — это уже преобразова­ние трудности.

Один мой пациент, как только мы замолчали, вскочил и начал делать зарядку. Он сходу показал мне, что готов к изменениям. Здесь уж я под­ключаюсь. К примеру, стараюсь ему помешать. То есть я начинаю играть роль сопротивляющегося окружаю­щего мира. Если бы мир вокруг нас не сопротивлялся, то и заморочек бы не появлялось. Я создаю ситуацию, в которой человеку не удается реали­зовать собственный обыденный стереотип. И он обязан его поменять, но так как я не говорю, как конкретно поменять, то он начинает делать это сам.

Дама пришла и села по-ту­рецки, руки скрестила на груди, наго­ва опущена. В таковой позе она никак не может вести взаимодействие с ми­ром. Это очень закрытая поза. Она не желала вставать, да из таковой позы и не встанешь — необходимо высвободить руки, опереться ими о пол, поменять положение ног. Она даже защищать­ся в таковой позе не может — ее можно толкнуть, даже стукнуть, что, возмож­да и происходит в жизни. Я пробую вывести ее из этой по­зы, образно говоря, вынудить драть­ся с миром. Если она всего только вы­тянет ногу, это уже даст некий шанс. В конце концов, я принудила эту даму, тотчас несколько грубовато обращаясь с ней, встать в по­зу нападающего каратиста. Когда она это поняла, ее удивлению и радо­сти не было предела. Она сообразила, что может и должна защищаться и ее больше никто не сумеет обидеть…

В один прекрасный момент Галина работала с пят­надцатилетней девченкой с высочайшим уровнем злости. Две встречи, которые длилось три часа, она просидела в углу, сжавшись в комо­чек, и напоминала злостного волчон­ка. Галина не мешала ей и читала книжку. На 3-ий раз девченка, разо­злившись совсем, подошла к Галине и начала толкать ее, дергать за волосы, а потом взяла ее руку и стала устанавливать локтем на стол. Опять и опять она пробовала сделать это, но как только она отпускала руку, та произвольно падала на стол. За­кусив губу, девченка резким движени­ем ставила чужую руку в то положе­ние, в которое ей хотелось, но рука снова падала. Галина отрешалась совершить то, чего добивался каприз­ный ребенок.

После пятнадцатиминутной исте­рики девченка вдруг изменила стратегию. Она начала находить таковой вариант взаимодействия, который учитывал бы желание и другой стороны. Она в первый раз посмотрела Галине в глаза, потом осторожно и мягко задела ее мизинца, погладила ладонь и очень заботливо поставила руку в то же самое положение — на локоть.

— И ты поддалась? — спраши­ваю я у Галины.

— Я не просто поддалась. Мне захотелось это сделать. Я улыбну­лась и оставила свою руку в том по­ложении, которого так добивалась девченка. Она в конце концов сообразила, что все может получиться, если учиты­вать не только собственные желания, но и желания окружающих. До сих пор в жизни она всегда шла напро­лом, не считаясь ни с чьим воззрением, а так как никому не нравятся гру­бость и злость, у девченки начались отягощения в отношениях с людьми, а означает и препядствия со здоровьем. В молчании, через взаимодействие всего только наших рук, она сообразила главное: многого можно достигнуть, если просто считаться с другими.

Это была умная девченка, и если бы я начала разъяснять ей, как она не права в собственной актуальной стратегии, она нашлась бы, что сделать возражение, и наш разговор мог ни к чему не при­вести. Конкретные деяния без слов многому ее обучили. Я за­ставила ее включить собственный исследо­вательский поиск, поменять собственный сте­реотип: заместо проламывания стенок выискать дверь либо попросить кого-либо открыть эту дверь…

Поместив человека в ситуацию, где его обычные стереотипы кате­горически не применимы, Галина пы­тается разбудить в нем умение вести себя исследовательски.

Она держится точки зре­ния, что неважно какая болезнь, в особенности приобретенная, — это отражение пси­хического статуса. На сеансах, ис­пользуя активное молчание, человек изменяет этот статус, пробуя различные варианты поведения, и выражает в их себя конкретно, а не опо­средованно, с помощью слов. Опыт, который приобретается на сеансах, человек потом проецирует на свою реальную жизнь.

Интересно понаблюдать, как про­являются люди в группе. Одни сжи­маются в комочек и молчат в углу, другие нервно прогуливаются, третьи начина­ют ко всем приставать, четвертые — смеяться, а пятые рыдать, когда ис­текает 1-ый час молчания. А к концу сеанса оказывается, что всем нравится молчать, и когда Галина го­ворит: «Наше время вышло», соб­равшиеся еще длительно не могут либо не желают гласить. Самая долгая пауза в ее практике уже после окончания за­нятий составляла 40 5 минут. Никто не желал гласить, и никто не желал расходиться.

А когда Галина, в конце концов, предло­жила персонально обсудить с каж­дым его делему, оказалось, что в этом уже никто не нуждается. В дескать­чании все стало на свои места. Вро­де бы можно побеседовать, да незачем. Молчание и движения «сказали» ка­ждому еще больше. Оказалось, что слово делему делает, а дескать­чание ее решает.

Молчанием можно вылечивать многие психоневрологические заболевания, разные фобии, гипертонию, про­явления вегето-сосудистой дистонии, все виды мигрени, сотрясения мозга, а также психопатии, эпилеп­сию, шизофрению. Непопросту у ши­зофреников возникает желание уе­диниться, длительно гулять в лесу, за­вести домашнее животное, аквариум­ных рыбок, которые уж точно не из­дадут ни звука.

При ишемической заболевания серд­ца, в пред- и постинфарктном состо­янии, при язвенной заболевания желудка, бронхиальной астме, гриппе, болез­нях гортани человек предпочитает по­молчать, так как так ему легче.

— Разобраться в дилеммах че­ловека — совсем не означает слушать его жалобы, только примерно описывающие действительную ситу­ацию, — гласит Галина Тимошенко. — На самом деле наша жизнь — это неизменное и непрерывное исполне­ние наших желаний. Но идет речь о тех затаенных желаниях и стремле­ниях, о которых мы часто и не по­дозреваем.   Отменная   иллюстрация этому — пример из повести Стругац­ких «Пикник на обочине», когда один из сталкеров попросил здоровья, а получил мешок средств, так как это его желание было настоящим, в котором он сам для себя не признавался. Не по­няв, чего мы желаем, мы и выстраива­ем совершенно не ту жизнь, которой должны бы жить…

Я спросила Галину, можно ли са­мому в домашних критериях практико­вать активное молчание. В том, что это полезно, она, как спец, убеждена.

Есть две способности провести для себя курс целебного молчания. 1-ый вариант — уехать в такое место, где не будет способности с кем-либо говорить.

В большинстве случаев молчание связано с одиночеством. Но находясь в одино­честве, человек так либо по другому делает ежедневную домашнюю работу — убирает, стирает, готовит пищу, отве­чает на письма, да еще успевает смотреть за тем, что демонстрируют по телеку. Такое молчание можно именовать пассивным, и в данном слу­чае оно малоэффективно, так как физическое и эмоциональное состо­яние все равно будут зависеть от до­машней работы либо от реакции на увиденное по телеку.

Для активного молчания необходимо сделать условия, исключающие лю­бые отвлекающие причины.

Другими словами, необходимо уединить­ся таким макаром, чтоб отсутство­вали наружное общение и организо­ванная деятельность. В таких усло­виях человек просто обязан за­няться собой, собственной душой, непо­средственно общаясь только с при­родой, а через нее со всей вселен­ной. Даже 3-х дней такового молчали­вого бездействия будет довольно для общего оздоровления организма. Неделя — это уже более суровый срок, и воздействие молчания будет еще более сильным и доктор­ным. Ну, а на месяц такового отшель­ничества вряд ли кто-то решится, но за это время можно решить все препядствия, как наружные, так и внут­ренние.

Поначалу, в 1-ые день-два, че­ловек живет как бы по инерции, в его голове вертятся последние действия, он обдумывает какие-то вещи, мыс­ленно спорит, обосновывает, но орга­низм уже отдыхает. Потом появляется и наращивается тревога, охото вслух что-то сказать. Происходит как бы «ломка отказа от слов», когда слова «мстят» за попытку от их отказать­ся. Но позже вдруг приходит состоя­ние необычного покоя и при этом неописуемой радости. Время от момента приезда до пришествия та­кого покоя пропорционально, по сло­для вас Галины, степени «проблемной зашлакованности» организма. Как только покой наступает, человек с огромным наслаждением начинает обходиться без слов.

Когда мы навечно замолкаем, прекращается работа всей «маши­ны» нашего разума, и мы начинаем вос­принимать то, что нас окружает, то есть жизнь, — без оценки категория­ми «плохо» либо «хорошо». Мы лицезреем только то, что лицезреем, и поэтому наше тело расслабляется, отдыхает от мыслей и чувств. Внутренний покой ведет к чувственному и психиче­скому излечению, а за ними и излечению физическому. Такое неразговорчивое отшельничество хотя бы раз в году становится толчком к важ­ным положительным изменениям во всей жизни человека.

2-ой вариант подразумевает уже в чистом виде моделирование ситуации  активного  молчания.  При этом нет необходимости уезжать из дома. Напротив, ситуация предпола­гает роль в ней семьи либо хотя бы 2-ух близких, у которых есть задачи во отношениях, ибо только решив их, можно высвободить­ся от физических недугов.

Люди договариваются, что в те­чение определенного времени, на­пример выходных, а еще лучше не­разделяй, они молчат, но как и раньше ведут взаимодействие друг с другом.

Те, кто это испытал, молвят, что происходит типичный катарсис: близкие люди начинают совсем по другому относиться друг к другу. Возни­кает другой язык общения, они начи­нают гласить сердечком.

Все, наверняка, замечали, что во время ссор в семье и разногласий приходит момент, когда все аргумен­ты высказаны, а взаимопонимание не достигнуто. И от невозможности убе­дить другого появляется желание про­100 умолкнуть. Так как находить со­гласие через слова уже нереально, мы подсознательно ищем его через молчание. Молчание необходимо организ­му, чтоб собрать силы, растрачен­ные в словесных баталиях, элемен­тарно отдохнуть. Ведь издержки энер­гии во время чувственных разго­воров просто громадны, и тем, кто хоть раз проходил через это, знакомо чувство опустошенности, которое появляется после их.

Галина Тимошенко перевела обыденное молчание в новое качество. Она гласит: «Молчите, но обяза­тельно делайте в семье то, что нужно делать. Только переведите язык слов в язык жестов, мимики, телодвиже­ний». Тогда члены семьи будут не­вольно учиться понимать друг дружку без слов. А ведь им, в сущности, только этого и не хватает.

Люди по-иному слушают и слышат, они вслушиваются друг в друга. Даже чашку чая без слов подают со­всем по-другому. Движение само по себе не может быть обидным, при­косновение — самая нежная вещь на свете, а в данном случае прикасать­ся друг к другу придется особенно часто. Как спросить на языке жеста и улыбки: «Ты хочешь есть? Тебе удобно сидеть? Принести ли тебе лекарство?», попросить: «Помоги мне убрать ковер. Постирай эту рубашку. Подогрей, пожалуйста, ужин», поделиться настроением: «Что-то мне тревожно, я на тебя обижаюсь, ты не уделяешь мне внимания»?

В молчании возникают и вырисо­вываются все оттенки отношений. Оно и не позволяет действовать по стереотипу. Как только я пробую и ошибаюсь, я обязательно нахожу что-то новое в себе и другом. Мой сын, на которого я постоянно обижа­юсь, может взглядом рассказать мне о том, о чем никогда не рискнет рас­сказать словами. И я смогу понять о нем то, чего никогда не пойму, пока мы будем говорить и выяснять отно­шения. Вот тогда-то возникает единение близких людей, закрепившееся в устойчивом выражении: они пони­мали друг дружку без слов. Это и есть высшая степень понимания.

Такое — активное — молчание необходимо супругам, вечно выясня­ющим отношения и потерявшим в этой бесплодной схватке последнее здоровье. Оно необходимо и родите­лям, у которых возникают болезнен­ные конфликты с повзрослевшим ре­бенком. Активное молчание поможет найти взаимопонимание и брюзжа­щим старикам, которым все не так, и молодым супругам, вынужденным до решения жилищной проблемы жить с родителями под одной крышей. Ак­тивное молчание нужно всем.

Инф.

ПОХОЖИЕ МАТЕРИАЛЫ

• О детской зависти: возьмите на
• Правильное похудение: возьми
• 10 правил успешной леди: возьмите
• Как выбирать жемчуг: возьмите
• Шесть исцеляющих звуков
• Как воспитать мужчину: возьмите
• Улучшим отношения: возьмите на
• Сделай себе тело: возьмите на
• Царнаев заплатит за молчание жизнью
• Действие гидроколонотерапии на организм: возьмите на заметку